Йима или Йама, в древнеиранском мифотворчестве первопредок человечества, культурный герой, создатель благ цивилизации, устроитель социальной организации общества, владыка мира в эпоху тысячелетнего золотого века, во время которого среди людей царило бессмертие. При нем не было болезней, старости, смерти, моральных пороков (“Видевдат” II, “Ясна” 9, 1-5). Этимологически имя Йима толкуется как “близнец”, “двойник”. Образ восходит к индоиранской и индоевропейской эпохам, к архаическим мифам о братьях-близнецах, сыновьях солнца. Образ Йиму близок образу первочеловека Яме в ведийской мифологии и Имиру в скандинавских сагах. По некоторым версиям мифа, Йима был распилен пополам рукой собственного брата Спитиюры, совращенного злым духом. Отцом Йиму считался Вивахвант, воплощение солнца. Сам Йима сохранил черты солярного героя, хотя в “Авесте” он, как правило, смертный, место его действия всегда на земле, в мире людей.
Индийские же источники изображают Яму хозяином загробного мира, восседающим в сонме богов и душ праведников. Из западноиранских текстов пятого столетия до нашей эры, найденных в Персеполе, следует, что древнеперсидский Йама по имени и, видимо, по функциям был ближе к индийскому, нежели авестийскому образу, божеством, а не человеком. В индоиранском близнечном мифе первочеловек Йима является братом и супругом женщины-прародительницы, то есть это образы: Яма и Ями в “Ригведе”, Йима и Йимак в “Бундахишне”. Божественный статус приписан Йиме в “Абан-яште” (V 25); он помещен на священной горе Хукарья и творит жертвоприношение богине Ардвисуре Анахите ради обретения власти “над богами и людьми”.
Притязания Йиму на главенство среди богов – черта архаики индоиранских времен, не сохранившаяся в остальных текстах “Авесты”. “Ригведа” (10, 51, 3) приписывает Яме открытие огня на земле, цивилизаторскую миссию. Этот же миф в иранской традиции представлен в жреческом аспекте: Йима возжег в Хорезме первый по сакральности среди других видов огня священный огонь жречества Атур-Фарнбаг. По одной версии, этот огонь был впоследствии перенесен на запад, по другой находится в Кабуле (“Бундахишн” 17, 5-6). Между тем в “Видевдате” (II 3-5) Йима отклонил предложенные ему богом жреческие обязанности, ограничившись, якобы, царскими. Налицо сектантские расхождения в трактовке популярного образа. На общетипологическом уровне Йима является действующим лицом в мифе об утрате “золотого века” в результате вселенской катастрофы. На индоиранском уровне он рассматривается как первопредок и первый смертный, “хозяин двуногих и четвероногих” (“Атхарваведа” 4, 28, 3), упорядочивающий мир.
На собственно иранском уровне в ходе формирования зороастрийской ортодоксии изначальная роль Йиму подверглась значительным преобразованиям: у него отняли индоиранский ореол идеального владыки “золотого века” и гаранта бессмертия. Утрата золотого века была объявлена Заратустрой следствием гордыни и грехопадения Йиму. Возник квазиисторический миф о том, как от Йиму отлетел символ его царственного достоинства Фарн. Вторая глава “Видевдата” и “Хом-яшт” (“Ясна” 9, 1-11) иносказательно, а “Замьяд-яшт” (XIX) открыто повествуют о передаче фарна Заратустре. Образ Йиму, как дарователя земных благ и телесного бессмертия, стал противопоставляться пророку Заратустре, реформатору веры и провозвестнику духовного бессмертия. Стремление ортодоксального жречества опорочить Йиму и то обстоятельство, что он является единственным персонажем архаического индоиранского фольклора, упомянутым в священных авестинских текстах “Гаты” (32, 8), где не нашлось места даже богам Митре и Ардвисуре Анахите, отчетливо свидетельствуют о первенствующей его роли на дозороастрийском этапе бытования мифологии. В “Младшей Авесте” первопредком человечества считается не Йима, а Гайомарт.